01.11.2024
Коллаж Mustafin Magazine
Текст: Еренмарал Бекей
Как преодолеть проблемы казахстанского кино
Мы, наконец, научились снимать кино. Следующая проблема – вопрос упаковки
Сегодня мы поговорим о казахстанском кино и начнём как будто издалека. Фрэнк Стивенсон – человек, никак не связанный с индустрией движущихся картинок, но хорошо известный любителям сверхдорогих автомобилей, – как-то обронил, что дизайн сейчас, эта обёртка продукта, – есть то, что срывает продукт с полок.
По его словам
Любой доступный товар обладает неотъемлемой ценностью. Сегодня никто не покупает хлам: все ожидают, что продукт, который они покупают, будет работать и будет работать хорошо. И я думаю, что дизайн стал ещё более важным, чем когда-либо, потому что именно он часто становится первопричиной покупки.
Мы уже как-то говорили, что в Казахстане научились снимать фильмы. Но, сухие цифры безжалостны – эти фильмы не сумели привлечь полные кинозалы. Наиболее успешный из указанных нами, “Дос-Мукасан”, сумел собрать лишь ₸503 млн. (около $1 млн) при бюджете в ₸424 млн. Проект покрыл расходы, но не окупился. Для этого нужно собрать сумму в два раза больше заложенной.
Мы не из тех, кто отчаивается. У казахстанского кино есть все шансы быть успешным как с коммерческой, так и с художественной точек зрения. Но. Нам нужно задуматься о том, что сказал Стивенсон. Его цитату мы разобрали на три проблемы и подобрали три киноиндустрии – корейскую, индийскую и китайскую – и их способы решения этих проблем.
Проблема узнаваемости | ответ корейского кино
Скажите вслух: “корейская драма” или, даже лучше, “дорама”. В голове тут же появляется какой-то образ, так ведь?
Легко представить себе голубков, которые, несмотря на дождь, прижались друг к другу и не могут отпустить. А если сериалам вы предпочитаете фильмы, то мысленная картинка вырисовывает перед вами какую-то абсолютно безжалостную драму. Боевик на поверхности, но каждое действие здесь движимо невысказанными проблемами, которые зрели где-то глубоко внутри; и то, что мы видим, – лишь кульминация.
А теперь скажите: “казахстанское кино”. Представили что-нибудь?
Когда общество не может даже представить себе целую индустрию, это проблема. И проблема вдвойне, если учесть, что эта индустрия работает на само это общество.
Вы могли нарочно избегать “Игру” хотя бы из-за её популярности. Но. Прочтите название – “Игра в кальмара” – как в голове тут же вспыхнут образы. Стройные ряды охранников в розовых комбинезонах с автоматами наперевес. Их лица скрывают чёрные маски с начерченными фигурами: круг, треугольник, квадрат. Напротив них – люди в зелёных тренировочных костюмах, испуганные, целеустремлённые и мертвые. До последних никому нет дела.
Один этот образ сверхярок. Он отпечатался в сознании даже тех, кто не смотрел. А главное – образ в вашей голове – это непрекращающаяся рекламная кампания.
Сказать, что мы знаем, как именно в Корее добились такого уровня концептуализации своих работ, значит, солгать. Но мы можем прийти к обоснованному выводу, так как появление того, что называется “новым корейским кино”, – это история у которого два начала.
Первое связано с хорошо известной нам компанией Samsung. В 1992 году Ким И-сок снял “Истории о жизни в браке”, ленту, малоизвестную за пределами Кореи. Но это был первый случай, когда чеболь – бизнес-конгломерат – профинансировал создание фильма и принял участие в его производстве и распространении. Со временем и другие чеболи последовали этому примеру. Их поддержка постепенно сошла на нет с началом второго тысячелетия, но программы поддержки талантов и внедрение продуманных бизнес-стратегий сделали своё дело – в стране появились корпорации развлечений.
Второе начало связано с падением авторитаризма в Южной Корее. Люди с камерами получили ту свободу, которая нужна для того, чтобы воплощать в жизнь политически и социально осмысленное кино. А главное – от них больше не требовалось говорить от имени своей страны или народа.
Последний довод хорошо виден в универсальности социальных тем, которые поднимает корейская индустрия. Да, “Поезд в Пусан” вышел на волне популярности зомби-жанра, но в отличие от других таких фильмов, тут в двухчасовой хронометраж уместился и комментарий о классовой борьбе.
Совмещение профессионализма и творческой свободы звучит как нечто очень банальное, но это как раз тот случай. Брать узнаваемую проблему – мы подобрали примеры, которые раскрывают классовую борьбу – и оборачивать её в профессиональную обёртку. Это ответ корейского кино. Очень успешный, надо сказать. $500 млн инвестиций от Netflix говорят сами за себя.
Конечно, тут возникает вопрос: казахстанской индустрии нужно уметь подавать такого рода истории, вот только как?
Проблема продвижения | ответ индийского кино
Социальные истории неинтересны сами по себе. Если бы это было так, то не “Дәстүр” Куаныша Бейсека собрал бы округлённые ₸1,8 млрд, а “Бақыт” Аскара Узабаева. Однако результат последней картины скромнее – ₸184 млн.
Комедии так популярны в нашей стране, потому что, заходя в кинозал, мы понимаем, что именно берём с метафорической полки, о которой говорил Стивенсон. Но. Придя на августовскую премьеру “Дала Қасқыры”, мы не имели ни малейшего представления о том, что увидим, даже будучи любителями фильмов Адильхана Ержанова.
Посмотрите трейлер ниже.
Вы поняли, о чём будет этот фильм? Чем он отличается от других фильмов Ержанова, где играют всё те же люди в тех же локациях? Нам фильм понравился, но, на наш взгляд, значимость показанного будет понятна только тем, кто фильм уже посмотрел.
Нужно не только уметь снимать, но ещё и уметь продвигать своё видение. Это ответ индийского кино.
О чём фильм – не знаете, но посмотреть захотелось, да? Если так, значит, приёмы индийского маркетинга на вас сработали. Прилипчивый мотив остаётся, вы напеваете его, а ритм как-то сам собой отзывается в теле. В лучших практиках K-pop здешняя хореография включает движения руками, которые легко повторить, плюс, в памяти сохраняется, как именно дуэт НТР младшего и Джанви Капур их исполнял.
Смысл здесь в том, что не запомнить увиденное тяжело. Эта песня создана специально для этого.
Иногда песни выпускаются ещё до выхода самих фильмов. Их цель привлечь внимание – создать гремучий тренд, в котором музыка и танцы путешествуют по шортсам и, постоянно гремя, существуют как бы параллельно трейлеру.
Последнему здесь отводится традиционная роль – объяснить, о чём же, собственно, будет фильм. Здесь маркетинговая кампания может позволить себе быть размеренной.
Индийское кино привлекает аудиторию через действительно умелое использование своих особенностей. “Девара, часть 1” – далеко не история любви. Её персонажи известны вне контекста, и этот контекст попросту не нужен, чтобы проникнуться их отношениями. Здесь продукт и его продвижение изначально задумываются как единое целое, и это развязывает руки, позволяя рассказывать самые разные истории.
В казахстанских условиях, стоит признать, задумать что-то изначально, как это делают индийские коллеги, может быть тяжело. Системная проблема нашей индустрии – инфраструктурная.
Проблема масштаба | ответ китайского кино
Кинобюджет существует в прямом соотношении с потенциалом рынка. Для страны с населением в 20 млн человек количество кинозалов у нас довольно малое. Всего 448. Большинство из них построено в крупных городах, и для большей части страны поход в кинотеатр попросту недоступен. Помимо очевидной социальной несправедливости, у этого есть очевидный экономический эффект: объём выручки в стране составляет в два-три раза меньше того, что можно потенциально собрать.
₸2 млрд, или $4 млн, для нас не потолок.
А если это так, то и средние бюджеты наших фильмов, которые четыре года назад оценивались в ₸60–100 млн, могут вырасти и потянуть за собой вверх всё, о чём мы говорили.
Таков ответ китайского кино. Местная индустрия использовала все возможности внутреннего рынка, чтобы начать соперничество с Северной Америкой за звание крупнейшего кинорынка мира. В 2023 году эти регионы приблизились к паритету: в Китае годовая выручка составила $7,71 млрд, а в Северной Америке – $9,07 млрд.
Трейлер выше показывает, что происходит, когда кино становится индустрией. Фэнтезийные дворцы и замки здесь созданы не спецэффектами – почти всё, что вы видите – это настоящий город-декорация. Даже больше, съёмочная команда “Творения богов” создала целую экосистему лесов, напоминающую тибетские леса на студии площадью 10,000 квадратных метров.
Дворец Луньдэ, главная декорация фильма, должна была отражать своё имя – “Драконья добродетель”, а потому над ней работала команда декораторов, состоящая из 1,500 рабочих, 800 из которых специализировались на резьбе по дереву. Их работа увенчалась созданием внутреннего зала, высота которого достигает 17 метров, а весь интерьер украшен замысловатой резьбой по дереву.
А главное – эти декорации не превратятся в никому не нужные руины. Их включат в сеть городов-декораций, которых в Китае множество. Всё для того, чтобы получать выручку от проделанной работы и после съёмок фильма.
Один из наиболее ярких примеров того, что может быть после – это жизнь декораций на студии Хэндянь (Hengdian World Studios). Это одна из крупнейших в мире площадок для съёмок кино и телевидения. Но. Несмотря на свой масштаб, Хэндянь предоставляет съёмочные площадки бесплатно, поскольку получает прибыль от аренды оборудования и костюмов, а также отелей, ресторанов. Последнее возможно благодаря 20 миллионам гостей, которые ежегодно посещают студию.
Масштаб здесь порождает масштаб. В 2023 году за три дня празднования Китайского Нового года студию посетили 800 тысяч человек, что принесло выручку в CN¥80 млн (около $11 млн).
Строить киногорода в наших условиях вряд ли возможно, но было бы здорово когда-нибудь посетить декорации казахстанских фильмов. Например, для фильма “Взаперти” был построен настоящий артефакт ушедшей эпохи – восьмикомнатная квартира в панельке. Учитывая историю, которая там разворачивается, посетить такое место на Хэллоуин было бы особенно интересно. Но. Посетить эту квартиру невозможно. Её разобрали. Остаётся только смотреть в кино.
